Балтийский словарь — ЛБ-3

Неизвестный автор (в дальнейшем для удобства читателя мы будем называть его Н.А.) умирал. Поспешу успокоить читателя и заверить его в том, что на этом наша история не закончится, ведь единственной болезнью, мучающей Н.А. утром 8 ноября 2017 года был абстинентный синдром. Попросту говоря, Н.А. страдал жесточайшим похмельем. Обычно наш герой не употребляет алкоголь и вообще ведет здоровый образ жизни, но вчера было бы грех не выпить - 100-летие Великого Октября, который Н.А. на людях стыдливо называл “октябрьским переворотом” обязывало. А тут еще и канавные черви надумали посеять смуту и разрушить его турнир в честь столь великой даты своей клоунадой и фиглярством, вот возмущенный Н.А. решил нажраться, простите, в говно, что он благополучно и выполнил.

Вспомнив о червях и возможном вреде, который они наверняка уже причинили ЕГО Сотке за время его отсутствия, Н.А. застонал и решил немедленно подниматься, чего бы это ему не стоило. Шаря по полу в поисках штанов и бормоча при этом “ГКЧП не пройдет… но пассаран...коалы не сдаются...”, Н.А., превозмогая сильнейшую боль, открыл глаза, и тут же испуганно закрыл их обратно. Нет, не ослепляющий яркий свет заставил его сделать это - Н.А. был выносливым и закаленным мужчиной, не боявшимся яркого света даже при самом страшном похмелье, а то что он увидел! Н.А. на миг показалось, что он находится не дома. Помотав головой из стороны в сторону, чтобы избавиться от наваждения, наш герой мужественно сделал еще одну попытку, осторожно открыв глаз, на этот раз правый. Увы, ничего не изменилось - знакомая с детства комната с плакатом певицы Сандры над пианино исчезла, уступив место странному, ослепительно блестящему, подозрительно стерильному помещению со множеством дверей, напомнившему Н.А. портал, из которого перемещались во времени герои его любимого в молодости кинофильма “Гостья из будущего”.

“Все, допился”, - подумал Н.А., и в ту же секунду откуда-то сбоку раздался ехидный, слегка картавящий голос.

— Ну что, чудик, дожарился шашлыков на шкафах? Я ведь предупреждал, что их окрашивают химической краской.

Н.А. застонал и с трудом повернул голову на звук, привычно ожидая увидеть перед собой белку. Но нет - обладателем голоса неожиданно оказался симпатичный маленький пингвин, сидящий возле одной из многочисленных дверей, как раз возле той, которая по идее должна была вести в санузел (удобство планировки дома было одним из бесчисленных поводов для гордости Неизвестного Автора).

— Кто ты?, - спросил Н.А., уже догадываясь, какой ответ он получит.

— А ты еще не понял? Ну что же, даю подсказку - ты ослоёб, - ответил пингвин и гаденько захихикал.

В любое другое время наш герой обязательно пригвоздил бы мерзкую тварь в ответ за все оскорбления и насмешки в свой адрес, но сейчас непонятное оцепенение и вялость овладели им, и он лишь слабо, еле слышно прошептал: “Где я? Я умер?”

— Это смотря как посмотреть. К примеру, как автор ты умер, даже не родившись, - пингвин опять прыснул со смеху, но тут же сделал серьезное лицо, - А вообще ты жив-здоров, не волнуйся. Хочешь узнать, где ты? Вставай, покажу.

Н.А. встал с тахты и медленно поковылял к проклятой птице. Похмелье, столь жестоким образом мучившее его еще каких-то пять минут назад, удивительным образом исчезало с каждым сделанным шагом, и когда наш герой подошел к пингвину, от него не осталось и следа.

— Где я? Куда ты меня привел?, - максимально грозно спросил он у пингвина, который при его приближении принял комичную боксерскую стойку, шутливо прикрывая торец.

— Ты в царстве ретроспектив, - голос пингвина зазвучал неожиданно серьезно, - ты же наверняка слышал теорию о том, что все написанное и сказанное обязательно материализуется? Так вот, твои простыни тоже материализовались. Грубо говоря, ты находишься внутри флешки, в которой сохранены все твои ретроспективы. За каждой дверью тема, которую ты выбрал и старался как можно лучше высветить ее, - последнюю фразу пингвин почему-то произнес голосом диктора Левитана, - Как это получилось, судить тебе, уважаемый болельщик.

Не успев окончить фразу, смутно показавшуюся Н.А. знакомой, подлая птица неожиданно толкнула нашего героя, да так сильно, что он кубарем влетел в ближайшую дверь.

Матерясь и отряхиваясь, Н.А. поднялся на ноги и осмотрелся. Увиденное заставило его на какое-то время замереть, тупо пялясь по сторонам, ни х.я не соображая. Перед ним, словно в калейдоскопе, в бешеном ритме сменяли друг друга ожившие картинки, чаще цветные, но по большей мере черно-белые. Изумленный Н.А. наблюдал, как с детства знакомые футболисты в бело-синей форме забивают Дасаеву, на его глазах еврокубковые победы “Шахтера” сменялись поражениями сборной Украины в отборочных матчах, пьяный Саленко дрался с одетым в зэковскую робу Брандао. Возле кромки поля сидели Лобановский и Бесков, о чем-то оживленно переговариваясь между собой (Н. А. без труда понял, что речь шла о договорных матчах). Подняв голову вверх он увидел, как высоко в небе, над головами вскочивших в едином порыве болельщиков, парит мальчик в широких казацких шароварах, пытающийся с криками “Э-э-э… э-э-э….’” ухватить за хвост яростно отбивающуюся жар-птицу, перья которой сыпались вниз, на лету превращаясь в Золотые Мячи, падающие в руки Игорю Беланову.

— Боже, что это?, - ошарашенно пробормотал Н.А.

— Украинский футбол твоими глазами, - ответил ему неожиданно грубый голос, - Не узнаешь? Как ты можешь? Настоящий болельщик, фанат своей команды никогда себя так не ведет.

Н.А. с изумлением увидел, что вместо пингвина с ним разговаривает невысокий накачанный мужчина в военной форме и с целлофановым пакетом с надписью ТОЛЬКО ДЛЯ ОФИЦЕРОВ, в котором недвусмысленно позвякивает друг о друга пара бутылок водки, в руках.

— Сучка ты!, - продолжил его неожиданный собеседник, - Настоящая [censored] и пидарас. Ты недостоин иметь хоть какое-то отношение к нашим любимым командам. Иди на хуй!

С этими словами мужчина выкинул озадаченного непонятным иностранным словом Н.А. назад в коридор. Радуясь, что в нем не оказалось зловредного пингвина, Н.А. начал осторожно кружить возле дверей, опасливо выбирая, в какую зайти. Наконец тонкое обоняние нашего героя уловило легко различимый, но такой родной запах навоза, доносящийся из-за одной из них. Н.А. нерешительно потоптался на месте еще несколько мгновений и осторожно потянул за ручку.

Около входа в кожаном кресле сидел приятный на вид мужчина средних лет в дорогом костюме и очках, определенно сразу понравившийся Н.А. своей европейской опрятностью и ухоженностью (хоть нашего героя и слегка смутил тот факт, что мужчина был в одном носке, второй же носок лежал неподалеку, на серебрянном подносе, рядом с початой бутылкой явно не дешевого виски и томиком Никонова). Мужчина, чуть прищурившись, метнул дротик прямо в лоб висящему напротив портрету Че Гевары и приветственно улыбнулся Н.А.

— Guten Abend, herr Leiter, - вежливо произнес иностранец.

“Ишь ты, фашист”, - подумал про себя Н.А., но не со страхом, а скорее с любопытством. Он не любил фашистов и евреев, хотя в своей жизни ни разу не встречал ни тех ни других.

— Тээкс, что у нас тут?, - пробормотал наш герой себе под нос, пытаясь вести себя максимально раскованнее.

— Твои “на фоне”, чучело ты деревенское! - внезапно на чистом русском языке произнес фашист, подмигнув Н.А. правым глазом.

Увиденное в этой комнате заставило сердце нашего героя забиться быстрее, а где-то глубоко в животе, в самом желудке, истерзанном многолетними возлияниями, вдруг запорхали бабочки. Перед его глазами раскинулась огромная панорама села, но села не настоящего, а лубочного, скорее напоминающего декорации к дешевому фильму на деревенскую тематику. Он увидел клуб, в котором, судя по доносившемся из него трем коротеньким куплетам с классными проигрышами, играла группа “Кроссворд”, увидел поляну на берегу Козака, усыпанную спаривающимися парочками. Вообще, сексом здесь занимались абсолютно везде - в леске за речкой, под каждой вишней на улице. На поле школьного стадиона смутно знакомый Н.А. персонаж, широко расставил руки, сдерживая четырех защитников, и что-то крича при этом, а за этой импровизированной стенкой футболист в полной амуниции пользовал миловидную деваху. На окраине села горел чей-то двор, и пока неизвестный герой-одиночка, также показавшийся Н.А. знакомым, мужественно сражался с пламенем, какой-то ловкач уже орально сношал показавшуюся из-за забора мужскую голову.

— А почему никто не работает?, - подумал Н.А., хотя нельзя не отметить, что увиденное ему весьма понравилось. Видимо, он произнес это вслух, потому что ему ответил стоящий рядом иностранец.

— Деревенщина же. Быдло, пользующееся благами цивилизации.

— Но работать все равно нужно. Arbeit, - мозг услужливо выудил откуда-то из глубин памяти нужное слово, - аrbeit macht frei.

Фашист резко изменился в лице.

— Антисемит? - с металлическими нотками в голосе спросил он.

— Да, да, конечно,- пролепетал Н.А., всем видом пытаясь показать иностранцу, что он свой.

Иностранец взмахнул невесть как оказавшимся в его руке носком, в котором судя по его весу, было явно что-то тяжелое, и ударил Н.А. прямо в лоб.

“АнтиСемит, наверное, никак не связано с Семиным”, - успел подумать Н.А. прежде чем тройная глубина боли накрыла его.

Н.А. не помнит, сколько времени он провел в этом жутком помещении, но он точно знает, что были самые ужасные часы и минуты в его жизни. Он не знает, во сколько дверей он заходил, и кого он там встречал. Все перемещалось в его сознании - лучшие матчи Федора Черенкова комментировал робот с угловатой металлической ухмылкой, на странном дереве, с веток которого свисали результаты матчей, которых он никогда не видел, сидели старик с биноклем в руках и человек с раскрашенными в цвет итальянского флага гениталиями, какие-то люди с петушиными головами, дерущиеся российские фанаты, полковник-артиллерист с черной маской на голове - все это бесконечно пугало его и причиняло ощутимую физическую боль, и Н.А. потерял сознание.

Очнувшись, он увидел, что адское помещение изменилось. Все двери исчезли, кроме одной, единственной, перед которой стояло большое электронное табло, на котором периодически менялись эмблемы футбольных клубов. Н.А. разглядел на нем гербы “Шахтера”, “Фенербахче”, “Мадрида” и еще много других, не таких известных.

— ну ты понел шо с табой праизошло?, - табло говорило женским голосом, остро, словно лезвие, проговаривая слова.

— Нет. Я хочу домой.Отпусти меня домой, красуня ты наша, - взмолился Н.А., не забыв при этом добавить голосу оттенок “мачоизма”

— А я шо? Я за всеми вами бегать должна? - равнодушно отчеканило табло, - напишы роботу и иди.

— Какому роботу? - тут же переспросил Н.А., готовый ради освобождения написать хоть роботу, хоть Игорю Беланову, хоть самому путе.

— Не какому а какую. Смотри, ты километры хуйни написал пра Украину пра рассею пра савецкий саюз. А где про Эстонию блять? Где я тибя спрашываю?

— Я пишу только то, что считаю интересным. А насчет моих ретроспектив, ты говоришь обидные вещи, - возразил Н.А.

— А мне похуй шо вам абидно. зато эстония с амобытна, маленькая и со своим колоритом. Кароч, напишеш про Эстонию, пойдеш домой. С Годским я договорюсь.

Н.А. не знал,кто такой Годский, но вспомнил как кум как-то показывал ему стодолларовую купюру, на которой было написано In God We Trust. Кум говорил что Год это по-ихнему Бог, и Н.А. решил, что человек с такой фамилией действительно может помочь.

— Но про Эстонию в советское время я ничего написать не могу. Мне бы домой хоть на минутку, подшивки полистать, - Н.А. подумал, что главное выбраться из этого проклятого места, а там ищи-свищи его в чистом поле. Даром что ли, он в молодости по 25 км по степи пробегал.

— Пиши давай! ПИШИ! Хотя ладно, помогу тибе. Как же миня все заебало, - пожаловалось неизвестно кому табло. - А шо Эстония там команды более именитые это Флора Левадия Инфонет и Нымме. Все. Нымме бубачки, мои ж они харошие. Все, ПИШИ. ПИШИ ДАВАЙ!

С этими словами, при которых на табло появилось изображение братьев Кличко, какая-то неведомая сила потащила упирающегося и кричащего “Ну давайте я хоть про Литву или Латвию напишу… Жальгирис в полном составе сборной в 1985 году Универсиаду выигрывал…. Нарбековас… Иванаускас забил первый официальный мяч в ворота сборной Украины….Латвия… Верпаковскис зажигал...” нашего героя в единственную дверь и швырнуло внутрь.

Н.А. огляделся. Комната была пуста, за исключением черного пуфика и компьютера. Н.А. понял, что сейчас его возвращение домой зависит только от его самого. На негнущихся ногах он подошел к пуфику, сел на него и начал набирать текст

“В Эстнии насчет футбола в советские времена была полная ж..."